«Глупый светофор бесцельно желтеет, краснеет и зеленеет.
Далекий лай собак и легкий запах канализации.
Зачем писать обо всем этом?
Всё это существует и будет существовать независимо от того,
напишешь ты об этом или нет, будешь ты тут или не будешь…»
Временами меня захватывает желание прочитать как можно больше, охватить все полочки современной и классической литературы, найти что-то интересное, с чем раньше не встречался. Примерно на этой волне была прочитана Дорис Лессинг, под этим же знаменем я принялась Амоса Оза. Книгу я, как всегда, покупала
без каких-либо заранее сформированных предпочтений, выбирая по названию, первым и последним строкам. Способ хотя и рискованный, зато интересный. Итак, Амос Оз, «Рифмы жизни и смерти».
Само по себе название –
обманка, речь не идет о жизни и смерти; эти самые рифмы – лишь сквозной эпизод в общем повествовании. Рассказ же о встрече писателя с публикой, встрече, каких тысячи в занюханных книжных любого города или Домах культуры с их вечными культработниками. Писатели лениво потягивают минералку из пластиковых стаканчиков, напяливая на свой лоснящийся фейс фирменный смайл
(Боже-Боже, я начинаю писать в духе Туровского) и, уточняя отчество 80-летней бабульки – книга с размашистым почерком на форзаце ещё не раз будет показана внукам, ставят чернильные росчерки. Приблизительно с такой встречи и начинается действо. Попутно задаются десятки вопросов в духе «Зачем я пишу», на которые сам автор так и не дает однозначных ответов. А вот потом…
Потом фантазия цепляется за реальность, а
реальность отвоёвывает свои позиции у фантазии: герои живут новой жизнью, автор балуется с их судьбами как пятилетний ребенок в песочнице: у этого смертельно больна мать, а этот сам вряд ли встанет ещё с кровати. Поначалу образы кажутся поверхностными, несерьезными, просто шаржами в литературном журнале, но чем дальше, тем сильнее становится каждый из них, самостоятельнее и живее. Но чем мне понравилось действие сие – под конец
автор возвращает читателя в свою песочницу, тыкает его носом в игрушечность не только выдуманных, но и реальных героев, давая список действующих лиц на шести страницах. После запутанности и завихренности, не побоюсь этого слова, сюжета книги, читая последние страницы, я даже отчего-то посмеялась. Черт его знает над чем: то ли над собой, то ли над действующими лицами.
Несомненно, потрясающий итог._______________________________________________
=Традиционно, цитаты под катом.Почему ты пишешь? Почему ты пишешь именно так, а не иначе? Стремишься ли ты повлиять на своих читателей? И если да, то в каком направлении? Какова роль твоих произведений? Правишь ли ты их постоянно или, движимый вдохновением, пишешь начисто, ничего не вычеркивая? Каково это – быть знаменитым писателем? И как это влияет на жизнь твоей семьи? Почему ты почти всегда описываешь только отрицательные стороны бытия? Что ты думаешь о других писателях, кто из них оказал на тебя влияние и кого ты совершенно не приемлешь? И, между прочим, как ты определяешь самого себя?
Между девушкой и мужчиной дружба – вещь совершенно невозможная. Если вспыхнула между ними искра, то уже не может быть никакой дружбы. А если нет этой искры, то тогда вообще ничего между ними быть не может.
Рак, голубчик, появляется не от дурных привычек. Рак – сегодня ученые уже точно это установили – появляется от грязи или от нервов.
Кровь, огонь и дым в небесах, дурак-пустомеля погряз в словесах.
И вот, когда наконец-то пригласят его подняться и сказать свое слово, писатель наш предстанет во всей красе: терпеливо, скромно и вдумчиво ответит он на вопросы аудитории.
То и дело будет использовать он простые притчи и примеры их повседневной жизни. Обстоятельно изложит, чем отличается стремление объяснить явление от стремления описать его. Как бы между прочим сошлется на Сервантеса, Гоголя, Бальзака, Чехова, Кафку. Отдельные эпизоды он подаст так, что смех прокатится по рядам публики.
Тонко и изящно уколет он литературоведа, при этом похвалив его ученейший доклад и даже поблагодарив за глубину анализа.
Произнося все это писатель удивится самому себе: как он только решился принять участие в этом мероприятии, не подготовившись к нему должным образом? И со всей очевидностью осознает, что не может согласится со своими же собственными словами, которые в данный миг слетают с его губ. И более того, истинная правда в том, что у него нет ответа на главные, принципиальные вопросы, нет даже намека на ответ или внутреннего интереса к тому, что плавно излагает он сейчас в этом зале, - это происходит помимо его воли.
Разве в тот день, когда на земле появилась Жизнь, вместе с ней не появилась и Смерть?
Представлять публике избранные отрывки из произведений автора в его присутствии – это подобно тому, предположим, как играть отрывки из Шуберта, когда сам Шуберт сидит в зале.
Слова «ведь», «почему бы и нет» и особенно «буквально» делают его пустую болтовню ещё более выхолощенной и лживой. Ты жалок, говорит он себе. Позорище, говорит он себе.
Глупый светофор бесцельно желтеет, краснеет и зеленеет. Далекий лай собак и легкий запах канализации. Зачем писать обо всем этом? Всё это существует и будет существовать независимо от того, напишешь ты об этом или нет, будешь ты тут или не будешь…
Во Вселенной ничего не бывает без причины. Ни единой вещи. Ничего. Будь то даже вот эта ночная бабочка. Будь то даже волос в супе. Что бы то ни было, любая вещь в мире, без исключений, свидетельствует не только о себе. Свидетельствует о себе и ещё о чем-то ином. Свидетельствует о чем-то чрезвычайно великом и страшном.
