Что скрывается за изображением юного очкарика и девушки в растянувшемся свитере работы неизвестного, но вполне среднестатистического художника-иллюстратора? Что за этими словами – «Общага-на-крови»? Очередной традиционный иронический детектив или тонкий психологический этюд? Невозможно долгие страницы дураковаляния или разговоры на краю веры, надежды и жизни? Думаю тем, кто знаком с Ивановым, мой ответ очевиден.
Повествование построено, по сути, на длинных разговорах обитателей общаги о законах мира сего и их месте в этом самом мире. Такие разговоры от безысходности в литературе не новы: ещё дядя Горький очень атмосферно изображал героев известной всем ночлежки через их измышления. Тем не менее, стиль Иванова чувствуется даже в таком раннем его произведении, как «Общага-на-крови»; описываемое им можно коротко определить как «не пошло, но тошно» - повествование и впрямь не пошлое, а от описываемых событий не раз становится тошно.
Рассказывая о таком феномене российского бытия, как «студенческая общага», Иванов не кидается в крайности в попытках охватить всех представителей этого непростого мини-мира, не старается показать всю многогранность этого общества; он описывает задуманное так, что кажется, будто ничего другого в этом проклятом месте не было, нет и не будет, будто давно тут перестала всходить дружба и не растет совсем любовь – чистая, искренняя и неподдельная. Он заставляет тебя оглянуться и говорит: «Смотри, это тот самый коридор, сейчас по нему будет ползти нажравшийся в доску Ванька, а ты должен затащить его в комнату. Ииии раз – взяли, ииии два…». И у людей вокруг уже нет имен, а у тех, что имена сохранились, нет выбора: если ты Леля, значит, ты должна предать, опуститься; если ты Ванька, значит, всё путем, всё так и должно быть, ты должен напиваться каждый Божий день и ломать двери в общаге, пытаясь в несведущем бреду остановить эту безумную вереницу случайностей, ведущих к уже кажущемуся избитым, печальному финалу. Выбор, конечно, есть, но он не здесь, он за дверьми общаги, на улицах, в узких переулках, в большом мире. Но вот незадача, там, вдалеке от бесконечных комнат, тоже нет справедливости.
И Иванов пускает своего героя во все тяжкие: сквозь потерянную дружбу, предательства, вранье, попутно мешая всё это с влюбленностью и даже любовью, приправляя своё варево смертью по вкусу. Он заставляет бедного Отличника пройти свои девять общажных кругов ада, промчаться сквозь них, не оглядываясь и не задумываясь о том, куда именно он несется. А сам будто стоит, опершись на косяк, и наблюдает, разминая пальцы и думая о том, к чему же всё это приведет.
Ясен перец, ни к чему хорошему. Ждать счастливого конца от книги, которая открывается тебе самоубийством – по крайней мере, наивно, если не сказать и вовсе глупо. И всё-таки ты до последнего не веришь, не осознаешь, не можешь себе даже представить, что всё кончится именно так, трагично в своей бессмысленности и бессмысленно в своей трагичности.
Значит ли всё это, что именно «Общагу» стоит читать исключительно поклонникам книги Иванова? И да, и нет. Да, потому что на собственном опыте я убедилась, что начинать знакомство с этим поистине талантливым человеком не стоит с этой его работы. Нет, потому что «Общага» - это своеобразное осовремененное «На дне», единичный этюд из жизни пяти таких разных и таких одинаковых людей. Людей забитых, забытых и одиноких. Людей борющихся, смирившихся и сломленных. Просто людей.

Традиционно, цитаты под катом.