«Зона»Довлатовская «Зона» – это записки человека, который оказался в один конкретный момент, не самый подходящем, в одном конкретном месте, не самом благополучном. Но ведь как-то надо приспособляться, исхитряться, крутиться, подстраиваться, не теряя, в то же время, самого себя среди людей в нечеловеческих условиях. И вот он пытается жить, и вот, что у него выходит.
Цитаты
Ведь прописные истины сейчас необычайно дефицитны.
Попробуйте зайти к доктору Явшицу с оторванной головой в руке. Он посмотрит на вас унылыми близорукими глазами и равнодушно спросит:
- На что жалуетесь, сержант?«Заповедник»Вообще, Довлатов – уникальный писатель. Все его истории не оставляют ни малейших сомнений в их подлинности, истинности, жизненности. Эта не исключение. Маленький отрывок одного пути, его подробное описание от точки A до точки B, присыпанное эмоциями и заправленное случайными мыслями.
Цитаты
- Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил бросить… читать.
В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса…
Её неизменная фраза: «Что ты хочешь этим сказать?» - памятник твоей изворотливости.
Как ни странно, я ощущал что-то вроде любви.
Казалось бы, откуда?! Из какого сора?! Из каких глубин убогой, хамской жизни?! На какой истощенной, скудной почве вырастают эти тропические цветы?! Под лучами какого солнца?!
Собственно говоря, я даже не знаю, что такое любовь. Критерии отсутствуют полностью. Несчастная любовь – это я ещё понимаю. А если все нормально? По-моему, это настораживает. Есть в ощущении нормы какой-то подвох. И все-таки ещё страшнее – хаос…«Наши»Кто-то пишет о будущем, кто-то – о любовных интрижках, кто-то – о своих персональных тараканах, а Довлатов пишет о себе. В частности – о своей семье, удивительной и даже невероятной. От чтения, как всегда, не оторваться; не поверить, как обычно, невозможно.
Цитаты
Молчание – огромная сила, его надо запретить, как бактериологическое оружие…«Филиал»Но «Филиал», «Филиал» пришелся мне по душе больше остальных его произведений. Здесь все: прошлое, настоящее, немножко – будущее, знакомые и не очень личности, воспоминания, впечатления, сюрпризы и потрясения. Все – будто бы перемешано в случайном порядке стихийной мысли. Одно размышление, растянувшегося на пару дней; размышления неописуемо увлекательного и тонкого.
Цитаты
Час в нью-йоркском сабвее. Ежедневная психологическая гимнастика. Школа выдержки, юмора, демократии и гуманизма. Что-то вроде Ноева ковчега…
Меня всегда угнетало противоестественное скопление редкостей. Глупо держат в помещении больше одной картины Рембрандта…
Мне сорок пять лет. Все нормальные люди давно застрелились или хотя бы спились. А я даже курить и то чуть не бросил.
Рувим должен принести извинения. Только пусть извиняется как следует. А то я знаю Руню. Уня извиняется следующем образом: «Прости, мой дорогой, но все же ты – говно!»
– Знаете ли вы, мистер Большаков, как погиб Терпандер?
– Какой еще Терпандер?
– Греческий певец Терпандер, который жил в шестом столетии до нашей эры.
– Ну и как же он погиб? – вдруг заинтересовался Большаков.
Гурфинкель помедлил и начал:
– Вот слушайте. У Терпандера была четырехструнная лира. И он, видите ли, решил ее усовершенствовать. Добавить к ней еще одну струну. И повысить, таким образом, диапазон своей лиры на целую квинту. Вы знаете, что такое квинта?
– Дальше! – с раздражением крикнул Большаков.
– И вот он натянул эту пятую струну. И отправился выступать перед начальством. И заиграл на этой лире с повышенным, заметьте, диапазоном. И затянул какую то дионисийскую песню. А рядом оказался некультурный воин Медонт. И подобрал этот воин с земли недозрелую фигу. И кинул ее в певца Терпандера. И угодил ему прямо в рот. И через минуту греческий певец Терпандер скончался от удушья. Подчеркиваю – в невероятных муках.
– Зачем вы мне это рассказываете? – изумленно спросил Большаков.
Гурфинкель вновь дождался полной тишины и объяснил:
– Хотите знать, в чем тут мораль? Мораль проста. А именно: не повышайте тона, мистер Большаков. Вы слышите? Не повышайте тона! Главное – не повышайте тона, я вас умоляю. Не повторите ошибку Терпандера.
Я только не знаю, как они взаимосвязаны – происшествие и беспокойство. То ли беспокойство – симптом происшествия? То ли само происшествие есть результат беспокойства?..
Мы помолчали. Вообще гораздо легче молчать, когда поезд тронется. Тем более, что разговаривать и одновременно есть – довольно сложная наука. Владеют ею, я заметил, только престарелые кавказцы.
В борьбе с абсурдом так и надо действовать. Реакция должна быть столь же абсурдной. А в идеале – тихое помешательство.
И еще я подумал с некоторой грустью:
"Бог дал мне то, о чем я его просил. Он сделал меня рядовым литератором, вернее – журналистом. Когда .же мне удалось им стать, то выяснилось, что я претендую на большее. Но было поздно.
Претензий, следовательно, быть не может".
Кстати, поэтому то я и не художник. Ведь когда ты испытываешь смутные ощущения, писать рановато.
А когда ты все понял, единственное, что остается, – молчать.
Читая гениальные стихи, не думай, какие обороты больше или меньше удались автору. Бери, пока дают, и радуйся. Благодари судьбу.